Возвращение священномученика

Так же, как не найдется семьи, которой не коснулась Великая Отечественная, так, наверно, нет и рода, в котором кто-нибудь не пострадал бы за веру в темные годы гонений.

Журналист Елизавета Замыслова рассказала нам о своем прапрадеде и том, как семья священномученика Измаила Карагандинского в годовщину его расстрела побывала на месте его служения.

Про свое детство мне, шестилетней, бабушка Нина, папина мама, – она же просто «баба Нина», – рассказывала только одну историю: как какой-то агроном выращивал в Воронеже кроликов.

Хотелось узнать, конечно, больше, но бабушка упорно отказывалась говорить о чем-либо еще. Старшеклассницей я стала надоедать бабе Нине с расспросами об её юности – кролики, понятное дело, меня интересовали уже меньше.

«Выпытать» удалось только то, что у нее, местной чемпионки по фигурному катанию, поклонников было – целый «хвост», но, что особо назидательно подчеркивалось, «повода она никому не давала».

Моя старшая сестра Даша оказалась упорнее меня. И однажды все-таки усадила бабу Нину за совместное составление её родословной. Однако получила лишь скупые отговорки: шестнадцати лет мама отправила Нину учиться в Москву, и с тех пор та в Воронеж никогда не возвращалась. «И не просите! Не буду я вам ничего рассказывать! – кипятилась бабушка. – Никто не знает, какие времена могут вернуться!»

Баба Нина умерла в 2004, так и не узнав, что один из четырех ее дедов-священников, Измаил Базилевский, в 2000 году был причислен Русской Православной Церковью к лику Святых.

Благодаря воронежским родственникам, начавшим раскапывать историю семьи в местных архивах КГБ еще в начале 90-х, мы, московские, наконец узнали подробности про предков бабы Нины.

В конце XIX века есаул Войска Донского Николай Базилевский, выслужившийся из простых казаков, отдал четырех своих сыновей учиться в Духовную семинарию, с тем, чтобы те «выбились в люди». Служение свое они начали накануне революции. Григорий – в селе Кочерги Острогоржского уезда. Павел – где-то на юге Воронежской губернии. О Николае пока ничего неизвестно. А Измаил принял сан иерея в 1915 году, до этого успев потрудиться сельским учителем и управляющим у помещика.

Этой осенью я ни с того ни с сего решила «пробить» в интернете названия сел, где он служил, – Отскочного и Скорняково.

Отскочных в одной Липецкой области нашлось целых три штуки. Скорняково, слава Богу, только одно. Там иерей Измаил и возглавлял приход с 1923 по 1929 год, пока Архангельский храм не закрыли. В письме к одному из братьев он, деревенский священник с прошлым управляющего, анализирует суть сельскохозяйственного устройства «по-советски»: «Окрестные колхозы живут различно: есть очень недурно, а есть и совсем хорошо, а есть и совсем разбежались… Мне кажется, все дело в людях: где верхушка хорошая и мало воруют, живут лучше, а где наоборот – хуже».

В очередной раз вчитываясь в биографию Измаила Николаевича, ставшую житием отца Измаила Карагандинского, я дошла до даты расстрела – 17 ноября 1941 года. И поняла, что мы с близкими должны во что бы то ни стало попасть в годовщину этой даты в Скорняково.

В Липецкой епархии моему звонку искренне обрадовались. Оказалось, что Архангельский храм, стоявший в развалинах до 2007 года, активно восстанавливает один столичный топ-менеджер, и на Рождество Христово там уже надеются служить первую литургию. Сама удивляясь своей настойчивости, я спросила, сможет ли кто-то из местных батюшек приехать 17 ноября в Скорняково и отслужить молебен священномученику Измаилу. Уже через день мне сообщили, что служить будет отец Роман.

Воодушевленная, с найденными в интернете фотографиями восстановленного храма наперевес, я приехала к своим родителям, чтобы рассказать им обо всем. «Ну, тогда неси сейчас, Саша!», – сказала в ответ мама, обращаясь к моей племяннице. Чуть-чуть попререкавшись – так, для виду, – Саша убежала в другую комнату и вынесла оттуда большую икону. «Иконописец написала лик Измаила – это должен был быть сюрприз к твоему дню рождения!» . И мы решили ехать.

У взрослых возникали неотложные дела, дети заболевали, машины ломались – не складывалось ничего, но все-таки 16-го вечером я, папа и две мои старшие сестры с детьми прыгнули в поезд, идущий в Елец.

У папы в сумке икона. У меня – большая серебряная ложка, подаренная Измаилу отцом в день его венчания. Накануне вечером ее передал мне в метро внучатый племянник священника Измаила Александр Базилевский.

В поезде мы рассказывали детям об их пра-пра-прадеде. О том, как в 1930 после закрытия храма в Скорняково 50-летний отец Измаил вынужден был зарабатывать, чем мог, чтобы прокормить свою семью. Устроился в Воронеже – сначала маляром, потом печником, потом счетоводом, и, наконец, бухгалтером. «Христос Воскресе! – читаю я племянникам отрывок из его письма брату. Письмо написано в 1937-м. – Мы живем, как жили, я служу, но смотрят на меня косо люди, поставленные смотреть за нашим братом, так что немудрено, если меня в одно прекрасное время и вышибут. Все это очень надоело, осточертело, и тем более, когда видишь, что наблюдающие – такая мразь пьяная, вороватая, ничего не делающая…». Кончается письмо словами: «Пока живы. Целуем». И припиской: «2/V 1 день Пасхи, а завтра работать».

Брата Григория забрали через три дня после того, как Измаил отправил это письмо, –может, он и прочесть его не успел. 19 ноября того же года его расстреляли. Самого Измаила арестовали в 1940, а в марте 1941 отправили по этапу в Караганду, – в Карлаг. Закрытый Облсуд при Карлаге НКВД постановил, что подсудимый Базилевский, «будучи враждебно настроен к советской власти, систематически в июле-августе месяце 1941 года среди заключенных высказывал к/р измышления клеветнического и пораженческого характера, восхваляя капиталистический строй. Подсудимый Базилевский вину в предъявленном обвинении не признал». Приговор о высшей мере наказания привели в исполнение 17 ноября 1941 года.

Спустя 71 год, в полдень 17 ноября 2012 года, мой папа внес в Архангельский храм Скорняково икону Измаила Карагандинского.

В церкви еще нет пола, внутри все в лесах, перед алтарной частью – походный подсвечник: жестяной чемодан с песком. Староста храма Татьяна еле справляется с наплывом прихожан – местные жители, увидев открытые двери, все подтягиваются и подтягиваются.

«О, святой Новомучиниче Измаиле, верность Христу даже до смерти свидетельствовавший и венец жизни от Него приявший! Во дни гонения лютаго, землю нашу от безбожных постигшаго, на судищах, в заточениих и пропастех земных, в горьких работах и всяких скорбных обстояниих образ терпения и непостыднаго упования мужественне явил есте. Ныне же, в раи сладости наслаждающеся, пред Престолом Божиим во славе предстоише», – громогласно возносил молитвы отец Роман.

Молитвы тому, кто сам возносил их здесь, – в последний раз без малого век назад. А я, как маленькая, фантазировала, будто баба Нина девочкой стоит в этом самом храме на литургии, которую служит ее дед Измаил. А после службы угощает ее парным молочком, приговаривая, улыбаясь: «Ничего, что в постный день! От черной коровки можно!» Эту шуточку моя бабушка все-таки рассказала мне как-то по секрету, в Петров Пост, летом, на даче.

Елизавета Замыслова
Фото: Александра Толстая и Максим Евенко
Источник: www.pravoslavie.ru