31 октября. Апостола и евангелиста Луки

Из всех че­ты­рёх еван­ге­ли­стов имен­но апо­сто­ла Лу­ку мож­но на­звать ис­то­ри­ком в стро­гом смыс­ле это­го сло­ва. Его двух­част­ный труд – Еван­ге­лие и Де­я­ния свя­тых апо­сто­лов – доб­ро­со­вест­ный и чёт­кий рас­сказ о со­бы­ти­ях в их по­сле­до­ва­тель­но­сти; он вы­пол­нен в со­от­вет­ствии со все­ми тре­бо­ва­ни­я­ми ис­то­ри­че­ско­го жан­ра. Кро­ме то­го, пи­са­ния Лу­ки – за­ме­ча­тель­ное ли­те­ра­тур­ное про­из­ве­де­ние, на­пи­сан­ное на от­мен­ном гре­че­ском язы­ке.

Сре­ди со­вре­мен­ных ис­сле­до­ва­те­лей и тол­ко­ва­те­лей нет еди­но­го мне­ния: кто из еван­ге­ли­стов на­пи­сал свой труд рань­ше – Мат­фей или Марк? За­то мож­но с уве­рен­но­стью ска­зать, что Лу­ка был по вре­ме­ни тре­тьим.

На­вер­ня­ка ему был хо­ро­шо зна­ком текст Мар­ка, а воз­мож­но, и Мат­фея; поль­зо­вал­ся он и дру­ги­ми ис­точ­ни­ка­ми. Эти три Еван­ге­лия ча­сто на­зы­ва­ют си­ноп­ти­че­ски­ми; это гре­че­ское сло­во не име­ет в дан­ном слу­чае от­но­ше­ния к про­гно­зу по­го­ды, а озна­ча­ет, что три ав­то­ра «смот­ре­ли вме­сте». Их тек­сты го­раз­до бли­же друг к дру­гу, чем к Еван­ге­лию от Иоан­на, на­пи­сан­но­му на­мно­го поз­же и со­всем по-дру­го­му, – он как раз стре­мил­ся до­пол­нить си­ноп­ти­ков и по­дроб­но рас­ска­зать о том, о чём они про­мол­ча­ли.

Мат­фей и Марк бы­ли сви­де­те­ля­ми мно­гих еван­гель­ский со­бы­тий, а вот о Лу­ке та­ко­го не ска­жешь. Пре­да­ние на­зы­ва­ет его од­ним из 70-ти апо­сто­лов, но Еван­ге­лия его не упо­ми­на­ют, и уж ни­как не вид­но по его соб­ствен­но­му тек­сту, что­бы он го­во­рил как оче­ви­дец. Мы встре­ча­ем его са­мо­го толь­ко в кни­ге Де­я­ний, и то не с са­мо­го на­ча­ла, где он со­про­вож­да­ет апо­сто­ла Пав­ла (ко­то­рый, кста­ти, то­же ни­как не участ­во­вал в еван­гель­ской ис­то­рии). Упо­ми­на­ет­ся он и в не­ко­то­рых по­сла­ни­ях Пав­ла как его са­мый вер­ный и близ­кий спут­ник и да­же как лич­ный врач. Из тех же ис­точ­ни­ков мы зна­ем, что Па­вел стра­дал ка­ким-то се­рьёз­ным за­бо­ле­ва­ни­ем, так что по­мощь Лу­ки бы­ла ему не­об­хо­ди­ма. Кста­ти, взгляд вра­ча ви­ден и на стра­ни­цах его Еван­ге­лия: опи­сы­вая ис­це­ле­ния боль­ных, Лу­ка уточ­ня­ет, ка­кой имен­но бо­лез­нью они стра­да­ли.

Но, ка­за­лось бы, ка­кое пра­во имел та­кой че­ло­век рас­ска­зы­вать об Иису­се, ко­гда ещё бы­ли жи­вы и всем из­вест­ны не­по­сред­ствен­ные сви­де­те­ли тех со­бы­тий? Но и се­го­дня да­ле­ко не все­гда мы зна­ем о слу­чив­шем­ся от оче­вид­цев, ча­ще нам рас­ска­зы­ва­ют об этом ис­то­ри­ки. Та­ким ис­то­ри­ком был и Лу­ка. Как он сам го­во­рит в пре­ди­сло­вии к сво­е­му Еван­ге­лию, о жиз­ни Иису­са то­гда по­вест­во­ва­ли мно­гие (и на­вер­ня­ка не все чест­но), так что сто­и­ло тща­тель­но рас­спро­сить оче­вид­цев, срав­нить все до­ступ­ные ис­точ­ни­ки и со­ста­вить наи­бо­лее пол­ное и до­сто­вер­ное по­вест­во­ва­ние. Имен­но так он и по­сту­пил. Ви­ди­мо, этот текст был со­здан в Ри­ме в на­ча­ле 60 х го­дов, и ско­рее все­го под ру­ко­вод­ством Пав­ла.

Как и о дру­гих си­ноп­ти­ках, мы зна­ем о Лу­ке до­воль­но ма­ло. Ро­дил­ся он, по пре­да­нию, в Ан­тио­хии Си­рий­ской, это был один из круп­ней­ших го­ро­дов то­го вре­ме­ни, где сра­зу по­сле Вос­кре­се­ния воз­ник­ла хри­сти­ан­ская об­щи­на. Ве­ро­ят­нее все­го, он был не ев­ре­ем, а гре­ком (един­ствен­ным сре­ди всех но­во­за­вет­ных ав­то­ров!), и уж во вся­ком слу­чае он по­лу­чил хо­ро­шее об­ра­зо­ва­ние и пре­крас­но пи­сал по-гре­че­ски. Пре­да­ние на­зы­ва­ет его вра­чом и ху­дож­ни­ком (ико­но­пис­цем, как при­ня­то го­во­рить в цер­ков­ной тра­ди­ции), имен­но он на­пи­сал пер­вый порт­рет, или ико­ну, Бо­го­ро­ди­цы. В этом нет ни­че­го не­обыч­но­го: в те вре­ме­на та­кой уз­кой спе­ци­а­ли­за­ции, как се­го­дня, не бы­ло, и че­ло­век, све­ду­щий во вра­чеб­ном ис­кус­стве, впол­не мог раз­би­рать­ся в жи­во­пи­си и ис­то­рио­гра­фии.

Во вся­ком слу­чае, имен­но его Еван­ге­лие, един­ствен­ное из че­ты­рёх, рас­ска­зы­ва­ет так по­дроб­но ис­то­рию Рож­де­ства и да­же один эпи­зод из дет­ства Иису­са: как вме­сте с се­мьёй Он от­пра­вил­ся на празд­ник в Иеру­са­лим и как по­том за­дер­жал­ся в до­ме От­ца Сво­е­го, то есть в Хра­ме. Иосиф к то­му мо­мен­ту дав­но умер, так что рас­ска­зать обо всём этом ему мог­ла толь­ко Де­ва Ма­рия — мо­жет быть, рас­ска­зы­ва­ла Она как раз в то вре­мя, ко­гда он пи­сал Её порт­рет?

Точ­ность и вни­ма­ние к де­та­лям ха­рак­тер­ны для Лу­ки. На­при­мер, толь­ко он рас­ска­зы­ва­ет о бла­го­ра­зум­ном раз­бой­ни­ке, об­ра­тив­шем­ся ко Хри­сту уже на кре­сте. В этом нет ни­че­го уди­ви­тель­но­го: уче­ни­ки Иису­са по­чти все раз­бе­жа­лись, а кто оста­вал­ся у Кре­ста, ед­ва ли при­слу­ши­вал­ся к сло­вам раз­бой­ни­ков, рас­пя­тых вме­сте с Ним. Но Лу­ка на­шёл и та­ко­го сви­де­те­ля, ко­то­рый рас­слы­шал и за­пом­нил раз­го­вор Иису­са и то­го са­мо­го по­ка­яв­ше­го­ся раз­бой­ни­ка, ко­то­ро­му бы­ла обе­ща­на ско­рая встре­ча в раю.

Как Мат­фей при­во­дит в де­та­лях вет­хо­за­вет­ные про­ро­че­ства, как Марк под­чёр­ки­ва­ет си­лу и ве­ли­чие Иису­са, так Лу­ка осо­бен­но по­дроб­но го­во­рит о Его жерт­вен­ной смер­ти и её спа­си­тель­ном зна­че­нии для че­ло­ве­че­ства. Имен­но по­это­му его сим­во­лом был из­бран те­лец — жерт­вен­ное жи­вот­ное.

Но глав­ное от­ли­чие это­го Еван­ге­лия от осталь­ных — это его ли­те­ра­тур­ное изя­ще­ство. Лу­ка со­че­та­ет раз­ные сти­ли (к со­жа­ле­нию, в со­вре­мен­ных пе­ре­во­дах эта чер­та его кни­ги обыч­но про­па­да­ет): тут мы ви­дим и изыс­кан­ную гре­че­скую про­зу, и по­э­ти­че­ские гим­ны (един­ствен­ные во всём Но­вом За­ве­те), и тор­же­ствен­ное по­вест­во­ва­ние в сти­ле Вет­хо­го За­ве­та, и афо­ри­сти­че­ские из­ре­че­ния. Лу­ка яв­но пи­сал для взыс­ка­тель­ной и об­ра­зо­ван­ной эл­ли­ни­сти­че­ской пуб­ли­ки, ко­то­рую на­до бы­ло не про­сто уди­вить но­вы­ми мыс­ля­ми, но и пре­под­не­сти им эти мыс­ли в изящ­ной фор­ме, ина­че они и слу­шать не ста­нут.

Вер­ши­на его ли­те­ра­тур­но­го ма­стер­ства, по­жа­луй, прит­чи. Имен­но у Лу­ки мы встре­ча­ем те ис­то­рии, ко­то­рые пре­крас­но зна­ко­мы да­же лю­дям, не от­кры­вав­шим Биб­лии: на­при­мер, о блуд­ном сы­не или о бо­га­че и Ла­за­ре. Прит­чи во­об­ще за­ни­ма­ют су­ще­ствен­ную часть в этой кни­ге: это не­боль­шие ис­то­рии, для по­ни­ма­ния ко­то­рых не нуж­но об­ла­дать ка­ки­ми-то глу­бо­ки­ми по­зна­ни­я­ми из ис­то­рии или па­ле­стин­ской гео­гра­фии, да и во­об­ще по­чти ни­че­го не нуж­но знать, что­бы по­нять об­щий смысл… а вот про­ник­нуть в глу­би­ну бы­ва­ет уже не так про­сто. Пе­ред на­ми про­хо­дит че­ре­да бы­то­вых сце­нок, ко­то­рые лег­ко за­пом­нить, но сде­лать из них од­но­знач­ные вы­во­ды по­лу­ча­ет­ся не все­гда. По­че­му, на­при­мер, Хри­стос по­хва­лил не­вер­но­го упра­ви­те­ля, ко­то­рый спи­сал долж­ни­кам сво­е­го гос­по­ди­на часть дол­га? До сих пор тол­ко­ва­те­ля­ми пред­ла­га­ют­ся раз­ные от­ве­ты.

Лу­ка, как мы ви­дим, не стре­мит­ся к пря­мой на­зи­да­тель­но­сти (по­сту­пай хо­ро­шо и не по­сту­пай пло­хо), он, ско­рее, вы­ра­жа­ет свою мысль ме­та­фо­ра­ми. Вот прит­ча о блуд­ном сы­не… Но раз­ве этот сын — её глав­ный ге­рой? Бес­пут­ный юно­ша, ко­то­рый оскор­бил от­ца, рас­тра­тил его день­ги, а по­том к не­му вер­нул­ся — это очень по­нят­ный об­раз, та­кое в жиз­ни по­рой дей­стви­тель­но про­ис­хо­дит. Тут и го­во­рить осо­бо не о чем. Но прит­ча эта за­став­ля­ет нас уди­вить­ся дру­го­му: со­вер­шен­но не­ло­гич­ным ка­жет­ся по­ве­де­ние от­ца. Он не пре­пят­ству­ет сво­е­му дерз­ко­му сы­ну уй­ти, тер­пе­ли­во ждёт его воз­вра­ще­ния и при­ни­ма­ет сра­зу же, как толь­ко ви­дит. Име­ет пра­во су­ро­во на­ка­зать его, но про­ща­ет, не дав да­же до­го­во­рить, и воз­вра­ща­ет преж­нее до­сто­ин­ство. Не так ли ожи­да­ет на­ше­го по­ка­я­ния Не­бес­ный Отец? Вот и вы­хо­дит, что прит­ча во­все не о блуд­ном сы­не, а о тер­пе­ли­вом и бес­ко­неч­но лю­бя­щем от­це.

А мо­жет быть, она ещё и о стар­шем бра­те? Он так ста­ра­тель­но вы­пол­нял все по­ве­ле­ния, он был об­раз­цо­вым сы­ном — и ему, ко­неч­но, со­всем не по­нра­ви­лось, что отец про­явил ми­лость к это­му рас­пут­но­му юно­ше, ко­то­ро­го он и бра­том сво­им не хо­тел те­перь на­зы­вать. Раз­ве это спра­вед­ли­во? Но ока­зы­ва­ет­ся, что быть сы­ном от­ца мож­но толь­ко в том слу­чае, ес­ли твой са­мый бес­пут­ный брат оста­ёт­ся для те­бя бра­том. Да и о мно­гом дру­гом мож­но бы­ло бы го­во­рить в свя­зи с этой прит­чей, она не по­хо­жа на бас­ню, в ко­то­рой толь­ко од­на, всем оче­вид­ная мо­раль. Эта ис­то­рия да­ёт нам сра­зу мно­го уро­ков, рас­кры­ва­ет­ся раз­ны­ми сво­и­ми гра­ня­ми в за­ви­си­мо­сти от то­го, как мы по­смот­рим на неё.

А ещё Лу­ка — ма­стер ху­до­же­ствен­ной де­та­ли. Вот он опи­сы­ва­ет, как Иисус ис­це­лил де­сять про­ка­жён­ных и они по­шли в Храм, что­бы от­ны­не жить сре­ди про­чих лю­дей, здо­ро­вы­ми и счаст­ли­вы­ми. Толь­ко один воз­вра­ща­ет­ся по­бла­го­да­рить Це­ли­те­ля… «И это был са­ма­ря­нин». Пре­зи­ра­е­мый ино­пле­мен­ник, чу­жак! Мо­жет быть, осталь­ные де­вять тер­пе­ли его лишь по­ка все они бы­ли про­ка­жён­ны­ми из­го­я­ми, а те­перь они идут в Храм, ку­да са­ма­ря­ни­ну хо­да нет, и ему ни­че­го не оста­ёт­ся, как от­де­лить­ся от них? А мо­жет быть, он вспом­нил о про­стой че­ло­ве­че­ской бла­го­дар­но­сти имен­но по­то­му, что ему не­воз­мож­но бы­ло ис­пол­нить об­ряд? И как во­об­ще так по­лу­чи­лось, что са­мый даль­ний, са­ма­ря­нин, вдруг стал са­мым ближ­ним, как и в дру­гой прит­че, го­во­рив­шей о ми­ло­сер­дии? Есть над чем за­ду­мать­ся.

Или рас­сказ о том, как по­сле Тай­ной Ве­че­ри Иуда то­ро­пит­ся со­вер­шить пре­да­тель­ство. Лу­ка за­вер­ша­ет этот рас­сказ все­го тре­мя сло­ва­ми: «Бы­ла же ночь». Ка­за­лось бы, из­лиш­нее на­по­ми­на­ние, и так мы уже зна­ем из все­го по­вест­во­ва­ния, что вре­мя позд­нее… и толь­ко тут мы по­ни­ма­ем, что речь идёт не про­сто о вре­ме­ни су­ток, но о тьме, ко­то­рая сгу­сти­лась над го­ро­дом Иеру­са­ли­мом, во­шла в ду­шу Иуды и на­де­ет­ся те­перь взять верх и над Иису­сом. Он и горст­ка уче­ни­ков, сла­бых и не­по­нят­ли­вых, — вот един­ствен­ный свет в этой но­чи, но она обя­за­тель­но сме­нит­ся рас­све­том.

Что­бы этот рас­свет уви­де­ли лю­ди из раз­ных стран и на­ро­дов, Лу­ка и от­пра­вил­ся с Пав­лом в од­но из его мис­си­о­нер­ских пу­те­ше­ствий, ко­то­рое он по­дроб­но опи­сал в Де­я­ни­ях, по­сто­ян­но ис­поль­зуя ме­сто­име­ние «мы» и ни­че­го при этом не го­во­ря лич­но о се­бе. То­же яр­кая чер­та ха­рак­те­ра! На­сколь­ко де­таль­но изоб­ра­жён Па­вел, его не­из­мен­ный учи­тель и спут­ник с мо­мен­та их сов­мест­но­го вы­хо­да на про­по­ведь, на­столь­ко не­при­ме­тен в этой кни­ге сам ав­тор.

По­сле смер­ти апо­сто­ла Пав­ла Лу­ка про­дол­жил мис­си­о­нер­ство в Ита­лии, Гал­лии, Дал­ма­ции, Гре­ции, бы­вал он и в Аф­ри­ке. В этих зем­лях он про­по­ве­до­вал Еван­ге­лие, ос­но­вы­вал хри­сти­ан­ские об­щи­ны и ис­це­лял лю­дей, уже не толь­ко как врач, но и как апо­стол. Он при­нял му­че­ни­че­скую кон­чи­ну в ста­ро­сти, в гре­че­ском го­ро­де Фи­вы, где его рас­пя­ли на рас­ту­щей мас­ли­не за не­име­ни­ем го­то­во­го кре­ста. Там же бы­ло по­хо­ро­не­но его те­ло, а позд­нее, в IV ве­ке, оно бы­ло пе­ре­не­се­но в Кон­стан­ти­но­поль. Там мо­щи оста­ва­лись вплоть до ту­рец­ко­го за­во­е­ва­ния, по­сле ко­то­ро­го они, как и мно­гие дру­гие свя­ты­ни, по­па­ли в ру­ки ве­не­ци­ан­цев. Се­го­дня они хра­нят­ся в ита­льян­ском го­ро­де Па­дуя, а ча­сти­ца этих мо­щей бы­ла в 1990-е го­ды воз­вра­ще­на в Фи­вы. Па­мять апо­сто­ла от­ме­ча­ет­ся 22 ап­ре­ля и 18 ок­тяб­ря (по ста­ро­му сти­лю).

Вы­ше бы­ло ска­за­но, что в Еван­ге­ли­ях о са­мом Лу­ке не го­во­рит­ся ни­че­го. Это так, но всё же есть од­на за­цеп­ка… В са­мом кон­це сво­е­го Еван­ге­лия Лу­ка упо­ми­на­ет не­ко­е­го безы­мян­но­го уче­ни­ка Иису­са, ко­то­рый вме­сте с дру­гим уче­ни­ком, Клео­пой, вско­ре по­сле Вос­кре­се­ния (о ко­то­ром они ещё ни­че­го не зна­ли) шли из Иеру­са­ли­ма в се­ле­ние под на­зва­ни­ем Эм­маус. По до­ро­ге они бе­се­до­ва­ли обо всех про­изо­шед­ших в Иеру­са­ли­ме со­бы­ти­ях: их на­деж­ды на то, что Иисус уста­но­вит Своё Цар­ство здесь и сей­час, не оправ­да­лись. И вдруг они встре­ти­ли стран­но­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый стал рас­спра­ши­вать их, чем они так опе­ча­ле­ны. А по­том он объ­яс­нил им, на­чи­ная с вет­хо­за­вет­ных про­ро­честв, что имен­но так и дол­жен был по­стра­дать Хри­стос ра­ди спа­се­ния лю­дей.

Так они ве­ли учё­ные бе­се­ды по пу­ти, а ве­че­ром Клео­па и не­на­зван­ный уче­ник при­гла­си­ли сво­е­го спут­ни­ка раз­де­лить с ни­ми тра­пе­зу. И ко­гда он бла­го­сло­вил и пре­ло­мил хлеб, они узна­ли Его го­лос, Его ру­ки, Его ли­цо — это и был вос­крес­ший Учи­тель! По­ка Он бе­се­до­вал с ни­ми по до­ро­ге, у них «го­ре­ло серд­це», но ра­зум был слиш­ком за­нят слож­ны­ми бо­го­слов­ски­ми во­про­са­ми, что­бы вот так про­сто узнать Его — для это­го по­тре­бо­ва­лось по­лу­чить пре­лом­лён­ный Им хлеб, при­нять уча­стие в од­ной тра­пе­зе с Ним.

По­хо­же, что эту ис­то­рию рас­ска­зал дей­стви­тель­но оче­ви­дец — так мно­го он при­вёл де­та­лей, так увле­чён он был сво­им по­вест­во­ва­ни­ем. И мо­жет быть, вто­ро­го уче­ни­ка, чьё имя не на­зва­но в рас­ска­зе, дей­стви­тель­но зва­ли Лу­ка? Во вся­ком слу­чае, этот рас­сказ по­вест­ву­ет обо всех тех, кто по­лу­чил хо­ро­шее об­ра­зо­ва­ние, со­брал мно­же­ство ис­то­ри­че­ских фак­тов, за­ду­мал­ся над их ин­тер­пре­та­ци­ей… и всё-та­ки для глав­но­го, ре­ша­ю­ще­го вы­во­да по­тре­бо­ва­лась жи­вая и не­по­сред­ствен­ная встре­ча с Учи­те­лем. И этот урок апо­сто­ла и еван­ге­ли­ста Лу­ки мне осо­бен­но до­рог и бли­зок.

Ан­дрей Дес­ниц­кий

Источник: pravmir.ru